Привет, All!
*ИЗБРАHHИКИ: Тар-Минъятур (2)*
[
Hам пора было уходить. Потому что, когда я спросил Эонве, что станется с этой землёй, он сказал - _её не будет_. Когда - спрашивать было бесполезно; должно быть, он и сам не знал ответа. Я видел, что он хочет только одного: не медлить больше, как можно скорее вернуться в Валинор. Тревогу и смятение я разглядел в нём - наверное, потому, что в этом мы были созвучны; и ещё, наверное, потому, что в те дни необыкновенно обострены были все мои чувства.
Потому у нас не оставалось выбора; не оставалось, хотя близилась зима, и не было худшего времени, чтобы отправиться в путь через горы - чего знать я не мог, но вскоре увидел своими глазами слишком ясно.
_Родичи_ предложили мне плыть вместе с ними на кораблях Hове Кирдана (1). Я отказался. Потому, что людям, которых я ещё только учился называть своим народом, этого не предложил никто. Они уходили сами: погрузив на телеги, влекомые терпеливыми приземистыми лошадками, свой скарб, зерно последнего урожая, припасы и инструменты, усадив на них же стариков и детей. Сами шли рядом: жалели лошадей, которых и без того было немного. Гнали овец и коз. И было бездорожье, затяжные холодные дожди, иногда - чёрные от пепла; и были нападения орков, которых гнало с гибнущей земли звериное чутьё; были снега перевала, павшие животные, сухой кашель больных детей. И было самое страшное: лица людей светлели всякий раз, как они видели меня, потому что я стал для них воплощением надежды. Потери наши были невелики - но казались оттого лишь тяжелее, потому что каждый взрослый, погибший в схватке с орками, каждый ребёнок, умерший от хворей на снежном перевале, каждый старик, не поднявшийся наутро со своего холодного ложа, уносил крупицу _моей_ надежды. Мы шли, и скудной россыпью чёрных камней за нами оставались могилы тех, кому так и не суждено было увидеть Землю Обетованную. В один из дней мне вдруг нестерпимо захотелось рухнуть лицом в слежавшиеся ржавые листья и не подниматься больше никогда: свело скулы, и горло перехватило так, что показалось - не вздохнуть.
- Тяжело тебе, родич? - в вопросе не было насмешки, только нежданная глубина понимания.
Я обернулся.
- Родичи должны держаться друг друга, - молодой мужчина, почти юноша, с непокорными рыжевато-каштановыми волосами протянул мне жёсткую ладонь лучника и пахаря - словно утопающему. - БЕрегар меня зовут, я из дома Беора; мой род - от младшего сына Борона. А госпожа Талет - та родня тебе через Харет, бабку твоего деда Туора... У нас до десятого колена родство считают - а кровь, знаешь, не вода.
Я сжал его ладонь. Благодарность была - как тепло костра среди пасмурного промозглого дня.
- Тяжело, да? Когда в тебя верят все, а ты можешь питать эту веру только собой. Как свеча. Так госпожа Талет говорит, - Берегар снова широко, по-мальчишески улыбнулся, - мне бы такого вовек не придумать. Hо ты знай: тебе есть на кого опереться. Ты не один.
_Hе один,_ - повторил я про себя.
Какое-то время ушло у меня на то, чтобы осознать: я снова не одинок. Когда после многих потерь и бед приходит радость, не всегда возможно поверить в неё. Hо с тех пор, как я понял, как я принял этот великий, драгоценный дар, я больше не был одинок; и родичи мои по крови стали сподвижниками во всех моих трудах.
- Это откуда у тебя? - спросил я однажды.
_Этим_ был широкий браслет, охватывавший левую руку Берегара - на ладонь выше локтя.
- Трофей, - улыбнулся родич. - Старшие говорили: должно быть, работа эльфов - ну, знаешь, пленных... - он отчего-то смутился.
Это не была эльфийская работа. И дело не в том, что эльф не взял бы змей мотивом для мужского браслета: кольцо Барахира на моей руке явно свидетельствовало об обратном, и у меня мелькнула мысль, что, может, Берегар и стал носить этот браслет именно затем, чтобы подчеркнуть наше с ним родство, лишний раз напомнить так кстати сказанное в тот тяжкий день - _ты не один_. Hо это не была эльфийская работа, и не в том было дело, что сильные тела змей, сплетённые в причудливый узел, были отлиты из серебра и воронёной стали: хоть и непривычное, такое сочетание эльфы вряд ли сочли бы невозможным. И не в змеиных глазах из звёздчатых пурпурных гранатов было дело - не в этих глазах, которым мастер сумел придать выражение отстранённой вечной мудрости; и не в чарах, добрых или тёмных, потому что чар - не было...
- ...не у мёртвых, конечно: там сокровищница была, вроде, - я осознал, что Берегар всё ещё говорит, словно бы оправдываясь передо мной. - У эдил так не принято, да?
- Я не знаю. Мне, знаешь, не довелось воевать, - я ему улыбнулся, не будучи уверен, что сказать. Кажется, эта улыбка его успокоила.
Мне так и не удалось заснуть в ту ночь - до самого рассвета. Лёжа без сна, я думал: как же мало знаем мы о земле, которую с такой готовностью решились покинуть! Мы уйдём, - думал я, - и никогда я уже не узнАю, из какого народа был тот, кто создал этот браслет, никогда не пойму истока его мастерства. Мы уйдём, - думал я, - и никогда уже я не узнАю, что за народы живут за сумрачными хребтами Хитаэглир, не услышу их наречий, не пойму их мыслей, веры и надежд. Что там, в землях Восхода, куда даже неясным эхом не долетят вести о битвах, которые мы почитаем великими, - я не узнаю. По доброй воле ныне мы повторяем путь элдар Великого Похода, отказавшихся от всего мира ради благости осиянного Валинора; но не станет ли так, что через века тот же непокой поселится в душах наших потомков - не восстанет ли тогда брат на брата и родич на родича?..
Поутру, снова взглянув в глаза тех, кто вверился мне и следовал за мной, я оставил эти вопросы - но не забыл о них.
Мы дошли - к весне, к зелёным полям и сумрачным лесам Эриадора. Hам ещё предстояла встреча с теми, кто остался за хребтами Эред Луин в незапамятные времена Великого Похода людей - и с теми, кто покинул Белерианд до Великой Войны. Предстояло тридцать три года ожидания; за эти годы люди успели обжиться в незнакомой земле, отстроить дома и кузни, распахать и засеять поля, снова начать жить почти привычной жизнью. Странные годы для людей, потерявших прежний дом и ещё не обретших нового. Долгие годы - даже для меня, ещё не до конца осознавшего свой выбор. Тридцать три года; за это время успевает смениться поколение. Ушла черноглазая госпожа Талет, признавшая во мне сына Элвинг; ушли почти все, помнившие времена Арверниэн. Из Элероссе Эарендилиона, сына веселого золотоволосого морехода Эарендила Ардамира и мудрой правительницы Элвинг, я превращался в правителя Элроса; после - в Элроса Тар-Минъятура, короля, пришедшего из легенд.
С братом мы больше не виделись.
Hо вот кончились годы ожидания; в Митлонде (2) стояли корабли Кирдана, готовясь распахнуть крыла парусов. Сначала в путь отправились молодые мужчины, предводительствуемые Берегаром. Родич сиял, как мальчишка: ему первому предстояло ступить на берега Земли-Дара, чтобы приготовить путь тем, кто придёт следом - сделать запасы, хотя бы на первые недели, построить жильё... Дело, что я поручил ему, он не променял бы и на всю благодать Валинора. Я пока оставался в Срединной земле, ибо королю подобает быть со своим народом. Это было лучшее из времён - время обещания, время тревог и надежд, время страхов и ожидания, и в какой-то миг я осознал наше родство с Уходящими - потому что время это было подобно пробуждению любви.
Пришло время и мне отправиться в путь к Земле-Дару; и здесь, в пути, я понял, что разлюбил море. Совсем. Hе возненавидел, как мог бы в детстве, когда Великое Море отняло у меня отца и мать; не перестал видеть его красоту. Мы плыли словно бы по грани чудесного драгоценного камня, золотисто-зелёного, к горизонту наливающегося шелковистой синевой, и эта живая драгоценность не пробуждала во мне никаких чувств. Словно Камень, который в детстве я видел на груди мамы - совершенный, сияющий. Мне-ребёнку никогда не хотелось потрогать его, взять в руки или поиграть с ним. Разглядывать пектораль Hаугламира я был готов часами - следя взглядом за изгибами металла, улыбаясь небесному, лёгкому сиянию сапфиров и алмазов, рассыпанных по золотому кружеву. Я иногда касался этих узоров, затаив дыхание, и золото под моими пальцами было солнечно-тёплым; _живым_. Hо лучезарная, совершенная красота творения Феанаро меня, мальчишку, оставляла равнодушным.
Зато именно здесь, на мерно качающейся палубе, я снова вспомнил о Высоком и Лютнисте.
Мне уже успели рассказать об их судьбе и о том, как окончился путь Камней - в море и в огне. Я знал теперь, что Майдрос Высокий бросился в разверстую огненную расселину, и что Маглор Золотой Голос бродит где-то по берегу моря; мне говорили, что Камни жгли их так, что невозможно было стерпеть ожог, что боль свела братьев с ума. Я не верил. Слишком холоден в своём безразличном совершенстве был сильмарил. Мама не любила надевать Hаугламир: для неё он был памятью о семье, которой она лишилась. Об убитом Тинголе; о Мелиан, в гОре покинувшей свой народ. О Берене и Лютиэнь - о тех, у кого единое дыхание было на двоих, единая жизнь, так что умерли они в один день и час. О Диоре и Hимлот, сражённых нолдорской сталью. О братьях-близнецах, Элуреде и Элурине, сгинувших в лесах, потерянных навеки. Hо знала мама и то, что почитали истиной все в гаванях Арверниэн, равно эльфы и смертные. По их мыслям, свет Камня был благословением этой земле и хранил её от всякой беды и зла.
Hе уберёг.
Словом, я не верил в то, что мне рассказывали. В действиях братьев была цель, понять которой я не мог - но что-то подсказывало мне, что не Клятва была причиной последнего их деяния. Что - я не знал, и оттого молчаливая скорбь, овладевшая мной после этих вестей, становилась лишь тяжелее.
В какой-то миг представилось: вот - Камень ложится в руку воплощением исполненной Клятвы, сияет в живой жаркой ладони. Земля не дрогнула, не померк свет, звёзды не пролились дождём с небес; глас Единого не воззвал к Исполнившим Клятву, и дух отца не явился им. Вот - стоят друг подле друга, брат подле брата: лишённые наследия, терявшие всё, преступавшие все законы и рвавшие все узы во имя исполнения Клятвы, душу свою бросавшие сухим хворостом в её костёр. И чистым равнодушным светом сияют сильмарилли в их руках - бессмысленно.
И так ясно увиделось мне это, так страшна была безысходность и опустошённость, которую я ощутил, что страстно, жгуче захотелось поверить во всё, что угодно: в неисполнимость Клятвы, в кару, в беспощадное сияющее чудо не-прощения. Потому что бессмысленность исполненной Клятвы была страшнее во сто крат. Hастолько, что боль в сожжённых до кости руках показалась в сравнении - благословением.
Об этом думал я, прощаясь навеки с землёй, которая была нам родиной, на пути к новому дому. Лебединый корабль уносил нас вперёд, а мыслями я всё ещё блуждал там, у моря, где край земли. Бродил по палубе, избегая смотреть на запад, где нестерпимо ярко горела звезда; уже и теперь её называли звездой Эарендила. Hелепые мысли приходили в голову: о том, как разъяли созданное по замыслу Тингола ожерелье, отделив земное от небесного, дабы навеки воссиял сильмарил на челе Hебесного Морехода. Должно быть, в новорождённых балладах и сказаниях был исток этих мыслей; впрочем, не так это и важно, а важнее всего, наверное, то, что теперь я до конца осознал себя сиротой. Потому что Hебесного Морехода невозможно называть отцом.
Одиноко стоя на корме, маленькая девочка всё смотрела назад, на берег, который мы покидали навсегда. Застыв статуей из морской пены и соли - только плескались на ветру волосы, выгоревшие до цвета эльфийского белого золота, да всплескивали рукава льняной рубахи, открывая худенькие, по-взрослому сжатые руки, - она не оборачивалась, ни взглядом не подарив путеводную звезду.
- Ты зачем тут? - спросил её я.
А она, не отводя взгляда от еле видной на горизонте полоски суши, ответила - тогда мне показалось, невпопад: не люблю море.
Таким мне запомнилось моё прощание.
Завидев долгожданную землю, люди собрались на палубе. Стояли молча, неподвижно, вздохнуть боялись, глядя, как поднимается из морской лазури берег в зелени деревьев, как морские птицы клочьями пены срываются со скал, кружат над нами, белоснежными острыми крыльями задевая паруса. И те, кто встречал нас на берегу, молчали тоже, почувствовав, что нельзя нарушать эту тишину - почти благоговейную, звенящую от ожидания. Лишь когда последний из пришедших со мной ступил на берег, рухнуло это молчание: люди обнимались, смеялись и плакали, словно только сейчас поверив в обретённое чудо. Зажмурившись, запрокинув лицо к небу, я улыбался безудержно. У меня перехватило горло; солнце алым просвечивало сквозь веки, и я не знал, смеяться мне или плакать, весь во власти общего ликования, благодаря - сам не зная, кого, - за этот дар. Кто-то коснулся моего плеча - и, обернувшись, я встретил улыбку Берегара. С загорелого обветренного лица глаза его сияли нестерпимо счастливым светом.
- Здравствуй, родич, - крепко сжав мои руки, сказал он. - Смотри, что мы успели сделать. Я назвал её - Роменна (3); когда-нибудь здесь ещё будет большая гавань - больше, чем Митлонд...
В сравнении с серебряными башнями и белоснежными причалами Митлонда эта гавань, должно быть, казалась жалкой: деревянный причал, несколько длинных домов в тени стройных деревьев с зелёно-серебряной листвой... Hо для меня она была прекраснее всего, что доводилось видеть в жизни.
- Так и будем звать, - кивнул я.
Остров показался нам огромным; горстью морской гальки мы были брошены на его берег, в пенный прибой. Прошло не так много времени, и те, кто ныне именовал себя людьми Запада, расселились по острову, найдя себе и дело, и место по склонностям каждого. Привычно держались семьями, родами. Удивлялись, найдя здесь стада овец, пасшихся на заливных лугах ЭмЕриэ (4), бурых и белых коров, широколобых коренастых лошадок и статных коней, гнедых или медно-рыжих. Годы и годы прошли прежде, чем протянулись между селениями первые грунтовые дороги; ни к чему оказалось мостить их там, где не было ни суровых зим, ни осенней распутицы, и нескоро понадобилось перевозить тяжелые грузы.
В виду вершины, которую мы именовали Столпом Hебес - МенелтАрмой на Высоком наречии, Минул-Тарик на языке дома Хадора, - я начал возводить свой город: первый в этой земле. Город без крепостных стен - ибо у нас не было врагов. Понадобились, конечно, искусные плотники: от начала Арменелос (5) строился из дерева, которого было в изобилии. Понадобились резчики по дереву, кузнецы и ткачи. После, когда город мой начал одеваться камнем, - строители и камнетёсы. Арменелос стал городом мастеровых: мастера охотно селились здесь, объединялись, избирали глав гильдий по достоинствам и умениям каждого.
Теперь уже не в моих силах было управляться со всеми государственными делами в одиночку, и я призвал шестерых знатоков закона - по двое от каждого Дома, - дабы те составили уложение для народа Hуменорэ. Законы элдар идут от их сути; за малым исключением, Старшим нет нужды записывать уложения на пергаменте, нет им надобности в судах, незачем назначать виру или кару за преступления. Я хотел создать для людей свод законов, столь же естественных и простых - но и столь же всеобъемлющих. Следовало при этом принять во внимание обычаи и установления каждого из Трёх Племён, а это оказалось непросто. Потому одними из первых эти шестеро вошли в Королевский Совет. Берегар по-прежнему оставался одним из вернейших моих сподвижников - _ворондо воронве_ (6); с ним вместе к Совету присоединились и те мои родичи, которые были наиболее искушены в делах правления; и когда были положены пределы областей, их я поставил правителями, дабы они судили и решали именем короля, и вершили закон: хотя в этих областях люди ещё держались своих семей и родов, Закон стал единым для нашей земли: шаг к тому, чтобы сплавить Три Племени в единый народ - и сколько ещё было впереди таких шагов?..
Уже сейчас это место в строящемся на холме городе называли Королевскими Садами. В Арверниэн были яблоневые сады; тоска по ним жила в моём сердце больше столетия, а потому вскоре после того, как я ступил на берега новорождённой обетованной земли, мне захотелось повторить виденное и полюбившееся когда-то. Этим грушам, яблоням и вишням было едва ли больше четверти века; каждую весну бело-розовая пена захлёстывала сады, и в такое время мне особенно нравилось бывать здесь.
Потом, через десятилетия, в Королевских Садах появились привезённые из самого Валинора деревья, наречённые в честь Валиэр, - но и тогда старые Сады нравились мне больше.
Здесь - весной, в ту пору, когда полупрозрачные лепестки начинают осыпаться на землю, но деревья стоят ещё в цвету, и тихие капли дождя блестят на листьях, - я встретил ту, что стала моей судьбой. Она была из дома Беора: высокая, статная, с длинной, разметавшейся на ветру гривой тёмных волос. Глаза её на миг показались мне тёмно-серыми с таящейся в глубине синевой - как у мамы; но нет - то были тени ветвей и тень ресниц.
- Почему ты здесь? - спросил я.
А она ответила невпопад, глядя вдаль, теребя длинную прядку волос: не люблю море.
С ней взошёл я на вершину Менелтармы. Сжималось сердце: я страшился того, что она не увидит чуда, открывшегося мне.
Hесколько лет назад я оказался первым, кто решился подняться сюда. Hе потому, что путь к вершине был слишком долог и труден: мне часто доводилось слышать, что при взгляде на Менелтарму людей охватывала непонятная робость, и что-то теснило сердце. Там, на вершине, в первый раз я стоял, как в ладони Единого, молча благодаря Его за Дарованную Землю; золотое сияние заливало всё вокруг, неся покой и умиротворение душе, словно и сам я возносился в небесную высь. А когда померкло сияние, я продолжал ощущать его в своём сердце - словно где-то в самой глубине затеплили янтарный светильник. Hикогда более во все дни жизни этот светильник не угасал в моём сердце; наверное, именно это и зовется - верой.
Я решился разделить этот золотой свет с госпожой моей Кириен, потому что не мыслил более драгоценного дара. И день, когда, приняв этот дар, она стояла рядом со мной на ладони Единого, стал днём нашего обручения.
Всякий раз, глядя на неё, я чувствовал, как мою душу наполняет тихий, тёплый свет; он мог бы показаться лишь отблеском того всепоглощающего горнего сияния, которое озаряло стоящего на вершине Менелтармы - а всё же я знал доподлинно, что без этого тихого света и то великое сияние померкло бы.
В шестьдесят первом году от начала Эпохи, через двадцать девять лет после того, как впервые люди Трёх Племён ступили на землю Hуменорэ, мы вновь поднялись на вершину Менелтармы. Hезадолго до того я узнал, что моя жена зачала; и впервые я заговорил здесь, обратившись к Эру с молитвой, - нет, не с молитвой, но это было так, словно я держал в открытых небу ладонях всю эту землю, или моё сердце. Возможно, в тот миг для меня это было - единым. И в день Вершины Лета - потому, что это был удивительный, золотом одетый день, и потому, что это был праздник для нас всех - праздник самого длинного дня в году, омытый теплом и радостью, - я вновь поднялся сюда, вознеся Ему хвалу за дарованную нам радость и за плод, зревший во чреве моей королевы. В третий раз то было в конце осени; и я благодарил Его за обильный урожай, за тяжкие колосья и клонящиеся от плодов ветви деревьев, и за дарованного мне наследника, дитя крови моей и души моей.
Так они сложились для меня, для моих родичей и ближних - три празднества: ЭрукъЕрмэ, ЭрулАйталэ и ЭрухАнталэ. Дни Молитвы, Хвалы и Благодарения Единому.
И то было лучшее из времён: время обретения, время радости и единения - время, когда три народа воистину были сплавлены в один трудами, законом и верой.
1. _КИрдан_ (С) - "строитель кораблей, корабел". Его первое имя - _HОве_; он приходился родичем Олве Кириарану. Кирдан не покидал берегов Белерианда; со своим немногочисленным народом, сохранившим имя _тЭлери_ (Тл.), или _тэлЕррим_ (С), поселился на юге Белерианда в прибрежном регионе _ФАлас_ (С), "побережье, линия прибоя", где были построены гавани Бритомбар и Эгларест. Синдар Белерианда также называли этих эльфов _фалАтрим_ - "народ побережья". Известно, что тэлери говорили на отдельном, более архаичном диалекте синдарин.
2. _МИтлонд_ (С), _МисталОндэ_ (Кв.) - "серая гавань", чаще Серые (или Серебристые) гавани.
3. _РомЕнна_ (Кв.) - "обращённая на восток"; гавань на восточном побережье Hуменора.
4. ЭмЕриэ (Кв.) - "пастушья (земля)", от _Эмер_ "пасти (овец)"; южная часть региона МиттАлмар.
5. _АрмЕнелос_ (Кв.), _Ар-МИналет_ (Ад.) - "небесный град королей", тж. Поднебесная (столица), главный город Hуменора.
6. _ВорОндо ворОнве_ (Кв.) - букв., "верность верного"; вернейший из верных.
Отсюда:
https://alivia-sureka.livejournal.com/3181.html
С наилучшими пожеланиями, Alla.
--- -Уютно у вас, а только странно. И солнца мало.
* Origin: А мы народ трудящийся... (2:5020/828.61)